Коллективный разум соцсетей напомнил, что 2021 год фигурирует как время действия фильма “Я — легенда”. Это зомби-апокалипис, в котором люди превратились в плотоядных хищников. Причем случилось это после применения в глобальном масштабе универсальной прививки от рака. Измученные экономическим спадом, социальными ограничениями и неясностью перспектив, человеки видят в фильме 2007 года предсказание ковида и последствий применения спешно созданных прививок.
И мне есть что добавить к этой паранойе! В оригинальном романе “Я — Легенда” (опубликован в 1954 году), главный герой был поражен неизвестным вирусом после укуса… летучей мыши! Наброс на вентилятор неполный лишь потому, что в книге это случилось не в китайском городе, а в джунглях Панамы.
Я прочитал книгу и посмотрел все четыре (!) снятых по ней фильма, прочитал ряд интервью автора Ричарда Мэтисона. И могу заверить человечество: нет там никакого пророчества. Да и сам Мэтисон неоднократно отрицал намерение в иносказательной форме предупредить опасность коммунизма, спида или ковида.
Но если вам от того не менее волнительно — вэлкам ту лонгрид!
После прочтения — переписать
Сюжет, который в итоге приведет к появлению целой киновселенной зомби, Мэтисон придумал подростком. Ему было 16 лет и он пробовал себя в сочиительстве сказок-страшилок. Увидев в 1942 году фильм “Дракула” (1931), он подумал: а если сюжет перевернуть и весь мир населить вампирами, а нормальным оставить лишь одного человека — как он будет выживать?
Роман “Я — легенда” Ричарда Бертона Мэтисона стал классикой и основой нового жанра в литературе и кино. Переиздан великое множество раз: на одном из фанатских сайтов опубликованы 160+ оригинальных обложек со всего мира.
“Ночь живых мертвецов”, “Война миров Z”, “Ходячие мертвецы” — все это новое видение той фантазии американского подростка. Но отдавая дань новаторству Мэтисона, после прочтения книги следует с сожалением сказать: жаль, что идея такого сюжета не пришла в голову автору поинтереснее — Эдгару Алану По, Говарду Лавкрафту или Амброзу Бирсу.
Главный герой: живой без причины
Шагнув в мир “легенды” Роберта Мэтисона, читатель попадает в пригород Лос-Анжелеса 1978 года. За три года до этого мир потряс ядерный конфликт. Кто нанес удар первым, есть ли в этой войне победители — неясно. Надо догадываться, война разбила человечество на изолированные группы.
Другое следствие ядерной катастрофы — резкое изменение климата. Воздух стал сухим и жарким, частые пыльные бури уничтожили сельское хозяйство. Вслед за этим на город обрушилась болезнь неизвестной природы. Она убила людей, которые после смерти восстали вампирами.
Роберт Нэвилл — единственный выживший в Лос-Анжелесе. Возможно, потому что когда-то в Панаме он сильно переболел неизвестной болезнью после укуса летучей мыши.
Нэвилл англо-германских кровей, 36 лет, высокого роста. Чем он занимался до описываемых событий — не раскрывается. У него была жена и дочь, которые стали жертвами заболевания.
Вся жизнь Нэвилла подчинена нелепому сценарию. Вечерами он запирается в собственном доме, вокруг которого собираются вампиры. Они настолько деликатны, что всегда остаются за оградой, откуда забрасывают дом камнями. Еще они никогда не сбиваются в стадо столь критического размера, чтобы сломать забор. Автор так часто упоминает эту деталь, что в итоге даже был вынужден найти ей объяснение — “по непонятной причине”.
Пока на улице буйствует зло, Нэвилл заправляется алкоголем и под классическую музыку упивается депрессией на грани самоубийства. Наутро он обходит двор, грузит трупы вампиров (такие тоже есть) в открытый армейский джип и вывозит их за город, где сжигает. На обратном пути ведет собственную вендетту — отыскивает спящих вампиров и убивает их, протыкая деревянными кольями.
Авторская идея вампиризма пронизана мифами средневековья. Вампиры в романе боятся собственного отражения, запаха чеснока и деревянного креста. Нэвилл думает, что эти атрибуты напоминают вампирам об их человеческой природе и им становится стыдно самих себя. Ну а колья оставляют в телах вампиров раны такого размера, что таинственный агент в их крови не успевает заблокировать кровотечение и они умирают. Солнечный свет для них тоже смертелен.
Ближе к концу книги Нэвилл вдохновляется идеей раскрыть тайну болезни. Он отправляется в библиотеку и по учебникам изучает природу человеческого организма. Это самообразование и микроскоп позволяют ему обнаружить в крови вредоносный вирус. Но на поиск лекарства у Нэвилла нет ни знаний, ни времени.
Финал близок: оказывается, зомби неоднородны, есть нация “живых мертвецов”, противопоставляющая себя “мертвым мертвецам”. “Живых” раздражает, что Нэвилл не видит между ними разницу и уничтожает всех без разбора. Они берут Нэвилла в плен и казнят. The End.
Писатель был факир, но фокус не удался
Читая роман, в каждой его строке я видел печать подростковой наивности. Главный герой Роберт Нэвилл не несет никакой ответственности за свои поступки и решения. Он один, ему некого защищать, не за что бороться. В свою очередь читателю трудно ему сопереживать.
Нэвилл человек-никто без образования и утраченного положения в обществе. Нарождающаяся новая раса людей уничтожает его без сожаления и сомнений — как мы уничтожаем случайно подхваченный вирус простуды.
Возьми автор немного иное направление, и рассказ был бы совсем иным. Ведь на месте Нэвилла автор мог бы размышлять и так: если после укуса летучей мыши в Панаме я выжил, то в Южной Америке должны быть другие такие же везунчики. Тогда бы он отправил героя в полное опасностей путешествие на юг, а для читателя это было бы интереснее ежедневного унылого пьянства.
Или так: дочь Нэвилла унаследовала его способность противостоять болезни. Это в высшей степени драматичная ситуация, когда герой отвечает за жизнь ребенка в абсолютно враждебной среде. Сразу на память приходят эмоции от прочтения книги Кормака Маккарти “Дорога” или снятого по ней одноименного фильма.
Один из критиков, характеризуя стиль Мэтисона, заметил, что этот писатель подобен фокуснику — чрезвычайно ловок в построении и хитросплетении трюков. Осмелюсь уточнить — не трюков, а подтасовок. Мэтисон постоянно нагнетает градус эмоционального напряжения, чтобы за ним спрятать отсутствие элементарной логики.
Где Нэвилл пополняет запасы еды и воды? Почему по городу вампиров он передвигается в открытой машине? Почему одних вампиров он увозит для сжигания, а других — нет? Где вампиры каждую ночь находят камни, чтобы бросать в его дом? Почему проткнутый колышком вампир умирает, а пробитый пулями — нет? Зачем Нэвилл штудирует учебники, ведь можно обратиться к научным периодическим изданиям, изучавшим проблему?
Но в чем прелесть американской новеллы — в ней ценен универсальный сюжет. Интересная задумка, пусть даже и неудачно реализованная литературно, позволяет развивать сюжет в разных направлениях, изучать с разных точек зрения, через разных героев. Чем и занялся Голливуд с благодарностью к первоисточнику.
Роберт Нэвилл от Альфы до Омеги
Адаптируя книгу к киноверсии, продюсеры и сценаристы в промышленных объемах избавляли сюжет от наива и нежизнеспособных сюжетных линий. Мэтисон до конца жизни обижался на Голливуд, где роман был экранизован четырежды. Сценаристом его пригласили только на первую картину. Уязвленный тем, что его идеи не пригодились, автор убрал свое имя из титров.
“Я не знаю, почему постоянно возвращаясь к моей книге, они просто не снимут то, что я написал, — сетует Мэтисон в интервью — Оставь это, Голливуд! Сделай уже что-нибудь новое!”.
Первый фильм “Последний человек на Земле” (1964) снят очень близко к литературному канону. Разве что Нэвилл обрел научную степень и способность судить о болезни. Но в целом зрелище получилось неубедительное. Слишком много закадрового текста, слишком мало драмы.
Да и какой может быть драматизм и хоррор, если голодные вампиры в ужасе отшатываются от жертвы, стоит ей помахать перед носом мертвеца связкой чеснока. Даже странно, что имея полное превосходство и средства контроля над кровопийцами, главному герою не пришла в голову идея стать Супер-Дракулой и сколотить империю вампиров.
В конце фильма “живые вампиры” загоняют его в церковь, где он погибает на алтаре, проклиная новое человечество как “уродов и мутантов”. Зато была в фильме удачная находка: вампиры двигались, как в современном сериале “Ходячие Мертвецы”.
В фильме 1971 года “Человек-Омега” главный герой становится полковником медицинской службы. Люди после ядерной войны мутировали и ведут ночной образ жизни. Они фанатично отвергают науку и прогресс, и охотятся за Нэвиллом — последним из поколения “ученых, банкиров и бизнесменов”.
В этом фильме Нэвилл смог создать вакцину, которая обращает вспять процессы деградации. Собственно, он и выжил то случайно, вколов себе прототип препарата в критический момент. В финале он погибает в противостоянии с фанатиками, но успевает передать лекарство маленькой группе здоровых людей. В этом фильме появляется важная деталь: общение главного героя с манекеном, эту тему хорошо развили в фильмах 2007 года.
Когда в начале 2000-х появилась идея переснять “Я — легенда”, она вызвала у Мэтисона разрдражение. “Я не знаю, почему Голливуд, будучи очарован моей книгой, не хочет экранизовать ее так, как я написал, — не скрывал он недовольство в комментариях. — Книга и идеи, высказанные в ней, имеют определенную привязку ко времени. Что бы они ни сняли, без авторской адаптации это будет иметь налет старины”.
Также писатель был недоволен выбором актеров на главную роль. По его мнению, лучшими исполнителями были бы Курт Раслел и Николас Кейдж. А студии выбрали Уилла Смита (”Я — Легенда”) и Марка Дакастоса (”Я — Омега”), оба фильма вышли в 2007 году. Фильм с Уиллом Смитом все знают, штука получилась хитовая. Ну а фильм с Дакастосом — это ужастик в стиле кунг-фу, где главный герой избивает зомби нунчаками, спасая молодую девушку — носителя антидота.
Почему Роберт Мэтисон перестал писать ужастики
Главный писательский трюк Ричард Мэтисона — создать вымышленные обстоятельства и пристально наблюдать за погруженным в них героем. Мэтисон практиковал своего рода транс, записывая умозрительные реконструкции в дневник. Работая, например, над романом Shriking Man (”Сжимающийся человек”), писатель надолго запирался в подвале, чтобы угадать опасности, грозящие человеку, который во время ядерной войны спрятался в бункере, но из-за облучения мутировал и уменьшился до размера спичечного коробка.
“Вы не читаете книги Мэтисона — вы их переживаете”, — обтекаемо-дипломатично отзывается на этот трюк критика. Увы, переживать при чтении “Я — легенда” приходится за самого себя, то и дело задаваясь вопросом, в какой реальности живет автор, если мне как читателю не ясны ни логика его действий, ни логика размышлений, ни мотивация.
Собственно, сам Ричард Мэтисон объясняет это просто. “Главный герой — это всегда я. Главный герой романа “Я — легенда” — это я. Персонаж “Сжимающегося человека” — это я. Когда я пишу, я не думаю о характеристиках героя или как он хотел бы выразить себя, — говорит он в одном из интервью. — Я просто выражаю свой собственный подход к этим вещам. Я думаю, что большинство писателей не могут оторваться от своей личной жизни и личности, когда пишут. Если потерять связь со своей личностью, работа станет механической”.
Трудно спорить с мэтром, однако лично мне автопортрет, воссозданный в “Я — легенда”, показался крайне несимпатичным. А так как других персонажей в книге нет, то следует либо смириться и пытаться сопереживать чуждому архетипу, либо просто закрыть книгу.
Впрочем, подобное злопыхательство Ричард Мэтисон не оставил без ответа. “Мои книги исследуют, разбивают на категории, помещают в коробки с надписями. Это происходит все время. Вероятно, даже когда я умру, они скажут: ну вот, автор ужастиков Ричард Мэтисон все же не выдержал и нашел способ спрятаться от нас навсегда”. Воистину ответ на все времена.
С возрастом Ричард Мэтисон перестал писать ужастики. “Я думаю, когда люди читают подобные вещи, это не проходит для них бесследно, — говорил он. — Образы проникают в мозг и укореняются там. Так что назвать это удовольствие невинным я больше не могу”.
Символом новой философии автора можно назвать книгу “Куда приводят мечты”. Да, одноименный фильм снят именно по его книге. Хотя и в этом случае автор жаловался, что Голливуд совсем не так понял его произведение.